Худой старик с колючей щетиной на лице сидел в углу станционного буфета в Майори. Над Рижским заливом свистящими полосами проносились зимние шквалы. У берегов стоял толстый лед. Сквозь снежный дым было слышно, как грохочет прибой, налетая на крепкую ледяную закраину.

Старик зашел в буфет, очевидно, погреться. Он ничего не заказывал и понуро сидел на деревянном диване, засунув руки в рукава неумело заплатанной рыбачьей куртки.

Вместе со стариком пришла белая мохнатая собачка. Она сидела, прижавшись к его ноге, и дрожала.

Рядом за столиком шумно пили пиво молодые люди с тугими, красными затылками. Снег таял у них на шляпах. Талая вода капала в стаканы с пивом и на бутерброды с копченой колбасой. Но молодые люди спорили о футбольном матче и не обращали на это внимания.

Когда один из молодых людей взял бутерброд и откусил сразу половину, собачка не выдержала. Она подошла к столику, стала на задние лапы и, заискивая, начала смотреть в рот молодому человеку.

Пети! - тихо позвал старик. - Как же тебе не стыдно! Зачем ты беспокоишь людей, Пети?

Но Пети продолжала стоять, и только передние лапы у нее все время дрожали и опускались от усталости. Когда они касались мокрого живота, собачка спохватывалась и подымала их снова.

Но молодые люди не замечали ее. Они были увлечены разговором и то и дело подливали себе в стаканы холодное пиво.

Снег залеплял окна, и дрожь пробегала по спине при виде людей, пьющих в такую стужу совершенно ледяное пиво.

Пети! - снова позвал старик. - А Пети! Ступай сюда!

Собачка несколько раз быстро мотнула хвостом, как бы давая понять старику, что она его слышит и извиняется, но ничего с собой поделать не может. На старика она не взглянула и даже отвела глаза совсем в другую сторону. Она как бы говорила: «Я сама знаю, что это нехорошо. Но ты же не можешь купить мне такой бутерброд».

Эх, Пети, Пети! - шепотом сказал старик, и голос его чуть дрогнул от огорчения.

Пети снова вильнула хвостом и вскользь, умоляюще посмотрела на старика. Она как бы просила его больше ее не звать и не стыдить, потому что у нее самой нехорошо на душе и она, если бы не крайность, никогда бы, конечно, не стала просить у чужих людей.

Наконец один из молодых людей, скуластый, в зеленой шляпе, заметил собаку.

Просишь, стерва? - спросил он. - А где твой хозяин?

Пети радостно вильнула хвостом, взглянула на старика и даже чуть взвизгнула.

Что же это вы, гражданин! - сказал молодой человек. - Раз собаку держите, так должны кормить. А то некультурно получается. Собака у вас милостыню выпрашивает. Нищенство у нас запрещено законом.

Молодые люди захохотали.

Ну и отмочил, Валька! - крикнул один из них и бросил собачке кусок колбасы.

Пети, не смей! - крикнул старик. Обветренное его лицо и тощая, жилистая шея покраснели.

Собачка сжалась и, опустив хвост, подошла к старику, даже не взглянув на колбасу.

Не смей брать у них ни крошки! - сказал старик.

Он начал судорожно рыться в карманах, достал немного серебряной и медной мелочи и начал пересчитывать ее на ладони, сдувая мусор, прилипший к монетам. Пальцы у него дрожали.

Еще обижается! - сказал скуластый молодой человек. - Какой независимый, скажи пожалуйста!

А, брось ты его! На что он тебе сдался? - примирительно сказал один из молодых людей, наливая всем пиво.

Старик ничего не ответил. Он подошел к стойке и положил горсть мелких денег на мокрый прилавок.

Один бутерброд! - сказал он хрипло. Собачка стояла рядом с ним, поджав хвост. Продавщица подала старику на тарелке два бутерброда.

Один! - сказал старик.

Берите! - тихо сказала продавщица. - Я на вас не разорюсь…

Палдиес! - сказал старик. - Спасибо!

Он взял бутерброды и вышел на платформу. Там никого не было. Один шквал прошел, второй подходил, но был еще далеко на горизонте. Даже слабый солнечный свет упал на белые леса за рекой Лиелупа.

Старик сел на скамейку, дал один бутерброд Пети, а другой завернул в серый носовой платок и спрятал в карман.

Собачка судорожно ела, а старик, глядя на нее, говорил:

Ах, Пети, Пети! Глупая собака!

Но собачка не слушала его. Она ела. Старик смотрел на нее и вытирал рукавом глаза - они у него слезились от ветра.

Вот, собственно, и вся маленькая история, случившаяся на станции Майори на Рижском взморье.

Зачем я ее рассказал?

Начав писать ее, я думал совсем о другом. Как это ни покажется странным, я размышлял о значении подробностей в прозе, вспомнил эту историю и решил, что если ее описать без одной главной подробности - без того, что собака всем своим видом извинялась перед хозяином, без этого жеста маленькой собаки, то история эта станет грубее, чем она была на самом деле.

А если выбросить и другие подробности - неумело заплатанную куртку, свидетельствующую о вдовстве или одиночестве, капли талой воды, падавшие со шляп молодых людей, ледяное пиво, мелкие деньги с прилипшим к ним сором из кармана, да, наконец, даже шквалы, налетавшие с моря белыми стенами, то рассказ от этого стал бы значительно суше и бескровнее.

В последние годы подробности начали исчезать из нашей беллетристики, особенно в вещах молодых писателей.

Без подробности вещь не живет. Любой рассказ превращается в ту сухую палку от копченого сига, о какой упоминал Чехов. Самого сига нет, а торчит одна тощая щепка.

Смысл подробности заключается в том, чтобы, по словам Пушкина, мелочь, которая ускользает от глаз, мелькнула бы крупно, в глаза всем.

С другой стороны, есть писатели, страдающие утомительной и скучной наблюдательностью. Они заваливают свои сочинения грудами подробностей - без отбора, без понимания того, что подробность имеет право жить и необходимо нужна только в том случае, если она характерна, если она может сразу, как лучом света, вырвать из темноты любого человека или любое явление.

Например, чтобы дать представление о начавшемся крупном дожде, достаточно написать, что первые его капли громко щелкали по газете, валявшейся на земле под окном.

Или, чтобы дать страшное ощущение смерти грудного ребенка, достаточно сказать об этом так, как сказал Алексей Толстой в «Хождении по мукам»:

«Измученная Даша уснула, а когда проснулась, ее ребенок был мертв и легкие волосы у него на голове поднялись».

«- Покуда спала, к нему пришла смерть… - сказала Даша, плача, Телегину. - Пойми же - у него волосики встали дыбом… Один мучился… Я спала.

Никакими уговорами нельзя было отогнать от нее видение одинокой борьбы мальчика со смертью».

Эта подробность (легкие детские волосы, вставшие дыбом) стоит многих страниц самого точного описания смерти.

Обе эти подробности верно бьют в цель. Только такой и должна быть подробность - определяющей целое и, кроме того, обязательной.

В рукописи одного молодого писателя я наткнулся на такой диалог:

«- Здорово, тетя Паша! - сказал, входя, Алексей. (Перед этим автор говорит, что Алексей открыл дверь в комнату тети Паши рукой, как будто дверь можно открыть головой.)

Здравствуй, Алеша, - приветливо воскликнула тетя Паша, оторвалась от шитья и посмотрела на Алексея. - Что долго не заходил?

Да все некогда. Собрания всю неделю проводил.

Говоришь, всю неделю?

Точно, тетя Паша! Всю неделю. Володьки нету? - спросил Алексей, оглядывая пустую комнату.

Нет. Он на производстве.

Ну, тогда я пошел. До свиданьица, тетя Паша. Бывайте здоровы.

До свиданья, Алеша, - ответила тетя Паша. - Будь здоров.

Алексей направился к двери, открыл ее и вышел. Тетя Паша посмотрела ему вслед и покачала головой:

Бойковитый парень. Моторный».

Весь этот отрывок состоит, помимо небрежностей и разгильдяйской манеры писать, из совершенно не обязательных и пустых вещей (они подчеркнуты). Все это ненужные, не характерные, ничего не определяющие подробности.

В поисках и определении подробностей нужен строжайший выбор.

Подробность теснейшим образом связана с тем явлением, которое мы называем интуицией.

Интуицию я представляю себе как способность по отдельной частности, по подробности, по одному какому-либо свойству восстановить картину целого.

Интуиция помогает историческим писателям воссоздавать не только подлинную картину жизни прошедших эпох, но самый их воздух, самое состояние людей, их психику, что по сравнению с нашей была, конечно, несколько иной.

Интуиция помогла Пушкину, никогда не бывшему в Испании и в Англии, написать великолепные испанские стихи, написать «Каменного гостя», а в «Пире во время чумы» дать картину Англии, не худшую, чем это могли бы сделать Вальтер Скотт или Берне - уроженцы этой туманной страны.

Хорошая подробность вызывает и у читателя интуитивное и верное представление о целом - или о человеке и его состоянии, или о событии, или, наконец, об эпохе.

Какую роль в этой новелле играет сцена попрошайничества собаки? Произведение: "Старик в станционном буфете" и получил лучший ответ

Ответ от N[гуру]
Худой старик с колючей щетиной на лице сидел в углу станционного буфета в Майори. Над Рижским заливом свистящими полосами проносились зимние шквалы. У берегов стоял толстый лед. Сквозь снежный дым было слышно, как грохочет прибой, налетая на крепкую ледяную закраину.
Старик зашел в буфет, очевидно, погреться. Он ничего не заказывал и понуро сидел на деревянном диване, засунув руки в рукава неумело заплатанной рыбачьей куртки.
Вместе со стариком пришла белая мохнатая собачка. Она сидела, прижавшись к его ноге, и дрожала.
Рядом за столиком шумно пили пиво молодые люди с тугими, красными затылками. Снег таял у них на шляпах. Талая вода капала в стаканы с пивом и на бутерброды с копченой колбасой. Но молодые люди спорили о футбольном матче и не обращали на это внимания.
Когда один из молодых людей взял бутерброд и откусил сразу половину, собачка не выдержала. Она подошла к столику, стала на задние лапы и, заискивая, начала смотреть в рот молодому человеку.
- Пети! - тихо позвал старик. - Как же тебе не стыдно! Зачем ты беспокоишь людей, Пети?
Но Пети продолжала стоять, и только передние лапы у нее все время дрожали и опускались от усталости. Когда они касались мокрого живота, собачка спохватывалась и подымала их снова.
Но молодые люди не замечали ее. Они были увлечены разговором и то и дело подливали себе в стаканы холодное пиво.
Снег залеплял окна, и дрожь пробегала по спине при виде людей, пьющих в такую стужу совершенно ледяное пиво.
- Пети! - снова позвал старик. - А Пети! Ступай сюда!
Собачка несколько раз быстро мотнула хвостом, как бы давая понять старику, что она его слышит и извиняется, но ничего с собой поделать не может. На старика она не взглянула и даже отвела глаза совсем в другую сторону. Она как бы говорила: "Я сама знаю, что это нехорошо. Но ты же не можешь купить мне такой бутерброд".
- Эх, Пети, Пети! - шепотом сказал старик, и голос его чуть дрогнул от огорчения.
Пети снова вильнула хвостом и вскользь, умоляюще посмотрела на старика. Она как бы просила его больше ее не звать и не стыдить, потому что у нее самой нехорошо на душе и она, если бы не крайность, никогда бы, конечно, не стала просить у чужих людей.
Наконец один из молодых людей, скуластый, в зеленой шляпе, заметил собаку.
- Просишь, стерва? - спросил он. - А где твой хозяин?
Пети радостно вильнула хвостом, взглянула на старика и даже чуть взвизгнула.
- Что же это вы, гражданин! - сказал молодой человек. - Раз собаку держите, так должны кормить. А то некультурно получается. Собака у вас милостыню выпрашивает. Нищенство у нас запрещено законом.
Молодые люди захохотали.
- Ну и отмочил, Валька! - крикнул один из них и бросил собачке кусок колбасы.
- Пети, не смей! - крикнул старик. Обветренное его лицо и тощая, жилистая шея покраснели.
Собачка сжалась и, опустив хвост, подошла к старику, даже не взглянув на колбасу.
- Не смей брать у них ни крошки! - сказал старик.
Он начал судорожно рыться в карманах, достал немного серебряной и медной мелочи и начал пересчитывать ее на ладони, сдувая мусор, прилипший к монетам. Пальцы у него дрожали.
- Еще обижается! – сказал скуластый молодой человек. - Какой независимый, скажи пожалуйста!
- А, брось ты его! На что он тебе сдался? - примирительно сказал один из молодых людей, наливая всем пиво.
Старик ничего не ответил. Он подошел к стойке и положил горсть мелких денег на мокрый прилавок.
- Один бутерброд! - сказал он хрипло. Собачка стояла рядом с ним, поджав хвост. Продавщица подала старику на тарелке два бутерброда.
- Один! - сказал старик.
- Берите! - тихо сказала продавщица. - Я на вас не разорюсь…
- Палдиес! - сказал старик. - Спасибо!
Он взял бутерброды и вышел на платформу. Там никого не было. Один шквал прошел, второй подходил, но был еще далеко на горизонте. Даже слабый солнечный свет упал на белые леса за рекой
N
Высший разум
(346591)
Начав писать ее, я думал совсем о другом. Как это ни покажется странным, я размышлял о значении подробностей в прозе, вспомнил эту историю и решил, что если ее описать без одной главной подробности - без того, что собака всем своим видом извинялась перед хозяином, без этого жеста маленькой собаки, то история эта станет грубее, чем она была на самом деле.
А если выбросить и другие подробности - неумело заплатанную куртку, свидетельствующую о вдовстве или одиночестве, капли талой воды, падавшие со шляп молодых людей, ледяное пиво, мелкие деньги с прилипшим к ним сором из кармана, да, наконец, даже шквалы, налетавшие с моря белыми стенами, то рассказ от этого стал бы значительно суше и бескровнее.

Тема урока:
«В лаборатории писателя: художественная деталь (на материале произведений К.Г. Паустовского «Старик в станционном буфете» и А.П. Чехова «Толстый и тонкий»).6 класс. Программа 2100
Цели урока:
дать понятие художественной детали. Научить шестиклассников распознавать художественную деталь в тексте;
развивать у учащихся навык внимательного и продуманного чтения, исследовательские навыки учащихся;прививать любовь в чтению художественной литературы. Научить детей с помощью книги вглядываться в себя, анализировать собственные поступки.
ТСО: проектор, ПК.
Методические средства обучения:
Программа по литературе для 5 – 11 классов под редакцией Р.Н. Бунеева, Е.В. Бунеевой. Допущено Министерством образования и науки РФ (письмо №03-408 от 01.04.2005) Напечатана в сб. «Образовательная система «Школа 2100». Сборник программ. Основная школа. Старшая школа. Под науч. ред. Д.И.Фельдштейна» – М.: Баласс, 2012.
"Литература. 6 класс ("Год после детства"). Комплект из 3 книг. ФГОС" Е.В. Бунеева, Р.Н.Бунеев. – М.: «Баласс», 2013.
Презентация, созданная учителем.
Интернет-ресурсы: С.П. Белокурова. Электронный словарь литературоведческих терминов http://www.gramma.ru/LIT/?id=3.0
1 этап. Обсуждение прочитанного дома.
Дома вы самостоятельно познакомились с новеллой К.Г. Паустовского «Старик в станционном буфете». Имя писателя вам уже хорошо известно по таким рассказам, как (Назовите произведения К.Г. Паустовского, уже знакомые вам из курса литературы).
Какие чувства вызвала у вас изображенная писателем сцена?
На доске (или в презентации) записан эпиграф к уроку:
«Хорошая подробность вызывает … у читателя интуитивное и верное представление о целом – или о человеке и его состоянии, или о событии, или, наконец, об эпохе». К.Г. Паустовский.
В чем смысл слов К.Г. Паустовского?
Попробуйте спрогнозировать цель сегодняшнего нашего разговора. Чем, на ваш взгляд, мы будем заниматься на уроке?
Цель нашего сегодняшнего урока – проникнуть в лабораторию писателя, понять, с помощью каких средств ему удалось вызвать у читателей чувство жалости к старику и его собачке и чувство осуждения по отношению к молодым людям.
На сколько основных композиционных частей можно разделить прочитанную новеллу? Как бы вы озаглавили эти части?
Во второй части К.Г. Паустовский раскрывает читателю секреты мастерства писателя.
В чем заключается мастерство писателя, по мнению Паустовского?
Что Паустовский называет подробностью?
Какую роль эта подробность играет в создании художественного произведения?
Почему Паустовского огорчает тот факт, что подробности начали исчезать из художественного произведения?
2 этап. Погружение в новый материал.
1.Слово учителя.
Одна моя знакомая девочка Вера прочитала историю, рассказанную Паустовским, и решила рассказать ее самостоятельно своим одноклассникам. Текст, который получился у школьницы, сейчас перед вами.
В станционный буфет зашел старик. Он присел отдохнуть. Рядом пили пиво молодые люди.
Вместе со стариком была собачка. Когда один из молодых людей взял бутерброд, собачка подбежала к столику и стала выпрашивать поесть. Один из молодых людей сделал старику замечание: «Раз собаку держите, должны кормить».
Старик несколько раз сказал собаке, чтобы она перестала просить еду. Наконец, собака его послушала.
Старик подошел к буфетной стойке и попросил бутерброд. Продавщица дала ему целых два.
Выйдя из буфета, герой новеллы угостил бутербродом свою собаку.
Подумайте и скажите, пожалуйста, чем эта история отличается от истории, рассказанной Паустовским?
Действительно, ребята, подробность, или художественная деталь, играет важную роль в создании художественного произведения.
Художественной деталью мы называем художественную подробность, которая призвана представить изображаемый характер, картину, действие в их своеобразии, неповторимости.
И Паустовский не зря в своем произведении цитирует А.С. Пушкина.
Найдите в тексте эту цитату.
Деталь – неотъемлемая часть художественного произведения. Иногда одна деталь может повернуть весь ход сюжета. Таким приемом пользовались А.С. Пушкин, М.Ю. Лермонтов, Л.Н. Толстой, А.П. Чехов и многие другие писатели.
Написать настоящее ХП очень сложно. Эта работа требует от человека не только знания многих вещей, но еще и таланта. И, разумеется, у каждого писателя, как и у всякого талантливого профессионала, имеются свои секреты мастерства.
Почему, на ваш взгляд, К.Г. Паустовский делится секретами мастерства со своим читателем?
Научиться писать сложно, но и уметь читать тоже не легко. Чтение – это тоже большое искусство. С.Я. Маршак в свое время очень хорошо подметил: «Художник-автор берет на себя только часть работы. Остальное должен дополнить своим воображением художник-читатель».
И сегодня мы с вами попробуем посмотреть на произведение, уже прочитанное вами, другими глазами: глазами опытного, искусного читателя. Для этого используем интересный прием. Мы уже упоминали с вами о том, что деталь должна, по словам Пушкина, бросаться в глаза всем, «мелькать крупно». Представим себе, что у нас в руках фото- или кинокамера. Давайте сейчас попробуем мысленно представить себе героев произведения Паустовского, при этом постараемся как бы нажать на кнопку, «увеличить» и максимально приблизить персонаж к себе.
2. Анализ текста.
Назовем основных персонажей новеллы.
Итак, в новелле несколько основных персонажей: старик, собачка, молодые люди (молодой человек в зеленой шляпе), буфетчица
Представим себе старика, пожилого человека. Он беден, очень беден, у него нет своего дома, но у него есть чувство собственного достоинства, чувство уважения к другим людям, и не только к людям, но и к братьям нашим меньшим. Обо всем нам рассказали мельчайшие, на первый взгляд, лишние подробности.
Какие детали дают нам представление о жизни старика?
Почему старик зовет собаку сначала шепотом, а затем кричит на нее?
Вернемся к тексту.
Кого из героев новеллы вы назвали бы главным?
Конечно, собачку. Она в центре внимания читателя. Понаблюдаем за ней, но не забываем, что в руках у нас фотоаппарат или камера.
Как выглядит собачка в начале новеллы?
Какое событие в буфете заставляет собачку изменить поведение?
Какие детали помогли нам понять, почему собачка не взяла колбасу у молодых людей?
Почему автор ни разу не сказал о том, что собака выпрашивала пищу?
Новелла Паустовского называется «Старик в станционном буфете», почему же большую часть произведения он посвятил собачке?
Какие детали помогают нам испытать чувство осуждения к молодым людям?
Объясните смысл фразы:
Старик сел на скамейку, дал один бутерброд Пети, а другой завернул в серый носовой платок и спрятал в карман.
Зачем старик прячет второй бутерброд?
Он не хочет есть?
Зачем автору понадобилось в конце истории добавить фразу:
«Старик смотрел на нее и вытирал рукавом глаза - они у него слезились от ветра». Действительно ли глаза у него слезились от ветра?
Итак, мы теперь уже внимательно прочитали новеллу К.Г. Паустовского «Старик в станционном буфете».
Чем отличается наше первое прочтение произведения от второго?
Действительно, подробности, мелочи мы иногда не замечаем. Но они очень часто становятся лучшими помощниками читателя. Во время чтения текста мы с вами увидели, что детали могут помочь нам увидеть портрет героя, могут помочь увидеть обстановку, окружающую героя, могут помочь увидеть даже действия самого героя.
Подведем промежуточные итоги. На доске (в презентации) заголовки опорной схемы «Художественная деталь». Учащимся нужно заполнить пустые ячейки схемы. После такой работы появляется схема, составленная учителем (Рис1. Рис.2).
Рис.1

3 этап. Самостоятельная работа учащихся.
И теперь, научившись читать внимательно, мы попробуем самостоятельно прочитать во второй раз уже знакомое вам произведение А.П. Чехова «Толстый и тонкий».
На что следует обратить внимание при чтении:
на повторяющиеся фразы героев;
на их действия и движения, жесты;
на ненужную, на первый взгляд, информацию, сообщаемую героями произведения и самим рассказчиком;
попробуйте найти в тексте деталь, кардинально изменившую поведение героев рассказа.
составьте список вопросов к автору. О чем бы вы его спросили?
данные, полученные вами, занесите в таблицу.
Персонажи Описательные детали (портрет, интерьер) Повествовательные детали
Толстый
Тонкий
Жена Тонкого
Сын Тонкого
Подведение итогов.
Какие сведения, полученные на уроке, вы бы хотели записать в тетрадь?
Какие вопросы остались без ответа, и вы хотели бы их задать мне?
Рефлексия:
Какой из смайликов, лежащих перед вами, отображает сейчас ваше настроение? Покажите, пожалуйста, его нам.
Домашнее задание.
Попробуйте самостоятельно написать художественную миниатюру, найдя для описания портрета героя, пейзажа или происходящих событий яркую художественную деталь.
В конце урока учитель благодарит обучающихся за работу на уроке и вручает им «Сертификаты читателя».
Самоанализ урока литературы по теме «В лаборатории писателя: художественная деталь (на материале произведений К.Г. Паустовского «Старик в станционном буфете» и А.П. Чехова «Толстый и тонкий») в 6 классе, разработанный и проведённый учителем русского языка и литературы МБОУ гимназии №12 г. Ростова-на-Дону Гудым Гориславой Викторовной.
Данный урок был разработан и представлен педагогическому сообществу в процессе обучения в «Школе инноватики» профессора В.Т. Фоменко.
В современной массовой школе ученик часто вынужден изучать отдельные, не связанные между собой учебные дисциплины, которые образуют разрозненные единицы знания. Таким образом, его мировоззрение оказывается «расщепленным», хотя предполагается, что по окончании школы выпускник должен иметь целостную картину мира.
Поэтому очевидно, что необходимо разрабатывать и внедрять в школьную практику интегративные уроки по различным дисциплинам, используя межпредметные связи. Такая работа активно ведется в современной педагогике. Но, как нам кажется, в таких уроках (и в обычных тоже) можно отметить следующие недостатки. Во-первых, в современном психолого-педагогическом процессе зачастую не учитываются психологические особенности детей, в частности игнорируется эмоциональный компонент познавательной активности подростка; во-вторых, не принимаются во внимание закономерности возрастного развития.
Следуя отечественной традиции, психологи и педагоги делают акцент на интеллектуальной сфере (развитие рефлексии, абстрактного мышления и т.п.), при этом игнорируется этическая, эстетическая и эмоциональная сферы личности ребенка. В результате мы видим подростка, неспособного оценить поступки, эмоции и чувства - как свои, так и другого человека. Хотя, по современным научным данным, вклад эмоциональной, этической, эстетической сфер в познавательную активность весьма высок. Подросток воспринимает мир скорее чувствами, чем разумом. Отсюда и возникла потребность введения в преподавание литературы такого понятия как «духовная практика». В его основе лежит смыслодидактика, реализующая идею личностно-ориентированного обучения. Новому обществу нужны люди свободные, креативные, умеющие делать выбор. Для этого в процессе обучения нужно и даже необходимо обращаться к личности.
Проектируя урок, я делала акцент на то, что в учебной деятельности нужно учитывать личностное – то, что имеет личностный смысл для обучаемого. Смыслу научить нельзя, смысл у каждого свой. Каждый писатель вкладывает в свое творчество частицу самого себя, своего мировоззрения, мировосприятия. Но можно, на наш взгляд, изучая литературное наследие, постичь смысл сказанного, «провести» его через себя, задуматься над вечными проблемами человеческого бытия и даже попытаться решить их по-своему. Все это, несомненно, значимо для формирующейся личности, готовящейся найти свое место в жизни.
Урок разрабатывался на основе программы по литературе для 5 – 11 классов под редакцией Р.Н. Бунеева, Е.В. Бунеевой. Допущено Министерством образования и науки РФ (письмо №03-408 от 01.04.2005) Напечатана в сб. «Образовательная система «Школа 2100». Сборник программ. Основная школа. Старшая школа. Под науч. ред. Д.И.Фельдштейна» – М.: Баласс, 2011. Этот выбор был обусловлен тем, что главная отличительная особенность программы в том, что изучение литературы как эстетического и национально-исторического явления рассматривается не столько как цель преподавания, сколько как средство развития личности. В основу программы положены психолого-педагогические и дидактические принципы развивающего образования, изложенные в концепции образовательной программы «Школа 2100».
Проблема, над которой я работаю, - «Активизация познавательной деятельности учащихся через различные формы исследовательской работы».
Попробовать «вырастить» исследователя на обычном уроке – задача творческая и интересная для любого педагога. Она предполагает деятельностный подход к обучению, т.е. обучение проходит в атмосфере совместной деятельности, что немаловажно как для реализации обучающей, так и воспитательной функции урока
В качестве основной задачи деятельности педагогических коллективов выдвигается формирование ключевых компетенций учащихся. Одной из такой компетенций является грамотность чтения Программа по литературе 5-11 классы в образовательной системе «Школа – 2100». Авторы Р.Н. Бунеев, Е.В. БунееваЦель литературного образования в начальной, основной и старшей школе определяется как воспитание грамотного компетентного читателя, человека, имеющего стойкую привычку к чтению и потребность в нем как в средстве познания мира и самого себя, человека с высоким уровнем языковой культуры, культуры чувств и мышления
При разработке данного урока учитывались возрастные особенности обучающихся шестого класса.
Особенности работы с текстом в 5-6 классах:
Формирование личностного отношения к прочитанному.
Задача учителя – показать, что возможны различные интерпретации одного и того же ХП, но в любом случае они не должны расходиться с авторским замыслом.
Решать эту задачу максимально эффективно помогают такие приемы работы с текстом:
Диалог с автором;

Загружено с учебного портала

В станционном буфете

Худой старик с колючей щетиной на лице сидел в углу станционного буфета. Над заливом свистящими полосами проносились зимние шквалы. У берегов стоял толстый лед. Сквозь снежный дым было слышно, как грохочет прибой, налетая на крепкую ледяную корку.

Вместе со стариком пришла белая мохнатая собачка. Она сидела, прижавшись к его ноге, и дрожала.

Рядом со столиком пили пиво молодые люди. Снег таял у них на шляпах, и талая вода капала в стаканы с пивом и на бутерброды с копченой колбасой. Но молодые люди спорили о футбольном матче и не обращали на это никакого внимания.

Когда один из молодых людей взял бутерброд и откусил сразу половину, собачка не выдержала. Она подошла к столику, стала на задние лапы и заискивающе начала смотреть в рот молодому человеку.

- Пети! - тихо позвал старик. - Как тебе не стыдно! Зачем ты беспокоишь людей?

Но Пети продолжала стоять, и только передние лапы у нее дрожали и опускались от усталости. Когда они касались мокрого живота, собачка спохватывалась и подымала их снова.

Но молодые люди не замечали ее. Они были увлечены разговором и то и дело подливали себе в стаканы ледяное пиво.

- Пети! - снова позвал старик. - Ступай сюда!

Собачка несколько раз быстро мотнула хвостом, как бы давая

понять старику, что она его слышит и извиняется, но ничего с собой поделать не может. На старика она не взглянула и даже отвела глаза совсем в другую сторону. Она как бы говорила: «Я сама знаю, что это нехорошо. Но ты же не можешь купить мне такой бутерброд».

- Эх, Пети! - шепотом сказал старик, и голос его дрогнул от огорчения.

Пети снова вильнула хвостом и умоляюще посмотрела на старика. Она как бы просила его больше ее не звать и не стыдить. У нее самой нехорошо на душе, и она, если бы не крайность, никогда бы не стала просить у чужих людей.

Наконец один из молодых людей заметил собаку.

Попрошайничаешь? А где твой хозяин? Гражданин, раз собаку держите, так должны кормить. А то некультурно получается: собака у вас милостыню выпрашивает!

Молодые люди захохотали. Один из них бросил собачке кусок колбасы.

Пети, не смей! - крикнул старик. Обветренное его лицо и тощая жилистая шея покраснели.

Собачка сжалась и, опустив хвост, подошла к старику, даже не взглянув на колбасу. В это время старик начал судорожно рыться в карманах, достал немного мелочи и пересчитал ее на ладони, сдувая мусор, прилипший к монетам. Пальцы у него дрожали.

Еще обижается! Какой гордый нашелся! - произнес один из компании молодых людей.

Загружено с учебного портала http://megaresheba.ru/ все изложения для сдачи выпускного экзамена по русскому языку за 11 классов в РБ.

Старик не проронил ни слова. Подойдя к стойке, он хрипло произнес:

Один бутерброд.

Продавщица подала на тарелке два бутерброда.

- Один! - сказал старик.

Женщина тихо ответила:

- Берите. Я на вас не разорюсь.

Спасибо.

Старик взял бутерброды и вышел на платформу. Там никого не было. Он сел на скамейку, дал один бутерброд Пети, а другой завернул в серый носовой платок и спрятал в карман.

Собачка судорожно ела, а старик, глядя на нее, говорил:

- Пети, Пети! Глупая собака!

Но собачка не слушала его. Она только ела. Старик смотрел на нее и вытирал рукавом глаза. Вероятно, они слезились у него от ветра. (521 слово)

По К. Паустовскому

В кузове грузовой машины

В июле тысяча девятьсот сорок первого года я ехал на военной грузовой машине в Тирасполь.

Бурая пыль, раскаленная солнцем, взрывалась клубами под колесами машины. Солнце дымилось в обесцвеченном небе. Вода в алюминиевой фляге нагрелась и пахла резиной. За Днестром гремела канонада.

В кузове ехали несколько молодых лейтенантов. Иногда они начинали стучать кулаками по крыше и кричали: «Воздух!» Водитель останавливал машину, мы выскакивали, отбегали подальше от дороги и ложились. Тотчас со злорадным воем на дорогу пикировали черные немецкие самолеты.

Иногда они замечали нас и били из пулеметов. Но, к счастью, никто не пострадал. Самолеты исчезали, и оставался только жар во всем теле от раскаленной земли, гул в голове и отчаянная жажда.

После одного из таких налетов водитель неожиданно спросил меня:

- Вы о чем думаете, когда лежите под пулями? Вспоминаете?

- Вспоминаю, - ответил я.

- И я вспоминаю, - сказал, немного помолчав, водитель. - Леса наши вспоминаю.

- Я тоже вспоминаю свои леса, - ответил я.

Водитель натянул пилотку на лоб и дал газ. Больше мы не разговаривали.

Пожалуй, никогда я не вспоминал с такой остротой любимые места, как на войне. Я ловил себя на том, что нетерпеливо жду ночи, когда, лежа в кузове грузовой машины и укрывшись шинелью, можно будет вернуться мыслью к этим местам и пройти по ним медленно и спокойно, вдыхая сосновый воздух. Я говорил себе: «Сегодня я пойду на Черное озеро, а завтра, если буду жив, на берега Пры». И у меня замирало сердце от предчувствия этих воображаемых походов. В своих мечтах я всегда выходил из родного дома ранним утром и шел по пустынной деревенской улице мимо старых изб. Мне казалось, что не может быть в жизни большего счастья, чем опять увидеть эти места и пройти по ним, забыв обо всех заботах и невзгодах, слушая, как легко стучит в груди сердце. Так я думал, лежа в кузове грузовой машины.

Поздняя ночь. Со стороны станции ухают взрывы - там идет бомбежка. Над головой падает трассирующим снарядом голубоватая звезда. Я ловлю себя на мысли, что невольно слежу за ней и прислушиваюсь, когда же она взорвется? Но звезда не взрывается, а безмолвно гаснет над самой землей. Как далеко отсюда до знакомого березового перелеска, до торжественных лесов! Там теперь тоже ночь, но беззвучная, пылающая огнями созвездий, пахнущая не бензиновым чадом и пороховыми газами, а устоявшейся в лесных озерах глубокой водой и хвоей можжевельника. Сесть бы сейчас у костра, слушать тихий треск сучьев и думать о том, что жизнь необыкновенно хороша, если ее не бояться и принимать с открытой душой.

Так я бродил в воспоминаниях по лесам, потом по строгим набережным Невы или по голубым ото льна холмам суровой псковской земли. Я думал обо всех этих местах с такой болью, как будто потерял их навсегда, как будто больше никогда в жизни их не увижу. Очевидно, от этого чувства они приобрели в моем сознании необыкновенную прелесть.

Я спрашивал себя, почему я не замечал этого раньше, и тут же догадывался, что, конечно, я все это видел и чувствовал, но только в разлуке черты родного пейзажа возникли перед моим внутренним взором во всей своей захватывающей сердце красоте. (498 слов)

По К. Паустовскому

Вообще о писательской работе существует много предвзятых мнений и предрассудков. Некоторые из них могут привести в отчаяние своей пошлостью.

Больше всего опошлено вдохновение.

Почти всегда оно представляется невеждам в виде выпученных в непонятном восхищении, устремленных в небо глаз поэта или закушенного зубами гусиного пера.

Многие, очевидно, помнят кинокартину «Поэт и царь». Там Пушкин сидит, мечтательно подняв глаза к небу, потом судорожно хватается за перо, начинает писать, останавливается, вновь возводит глаза, грызет гусиное перо и опять торопливо пишет.

Сколько мы видели изображений Пушкина, где он похож на восторженного маньяка!

На одной художественной выставке я слышал любопытный разговор около скульптуры кургузого и как бы завитого перманентом Пушкина с «вдохновенным» взором. Маленькая девочка долго смотрела, сморщившись, на этого Пушкина и спросила мать:

– Мама, он мечту мечтает? Или что?

– Да, доченька, дядя Пушкин мечтает мечту, – разнеженно ответила мать.

Дядя Пушкин «грезит грезу»! Тот Пушкин, что сказал о себе: «И долго буду тем любезен я народу, что чувства добрые я лирой пробуждал, что в наш жестокий век восславил я свободу и милость к падшим призывал»!

А если «святое» вдохновение «осеняет» (обязательно «святое» и обязательно «осеняет») композитора, то он, вздымая очи, плавно дирижирует для самого себя теми чарующими звуками, какие несомненно звучат сейчас в его душе, – совершенно так, как на слащавом памятнике Чайковскому в Москве.

Нет! Вдохновение – это строгое рабочее состояние человека. Душевный подъем не выражается в театральной позе и приподнятости. Так же, как и пресловутые «муки творчества».

Пушкин сказал о вдохновении точно и просто: «Вдохновение есть расположение души к живому приятию впечатлений, следственно, к быстрому соображению понятий, что и способствует объяснению оных». «Критики, – сказал он вдобавок, – смешивают вдохновение с восторгом». Так же, как читатели смешивают иногда правду с правдоподобием.

Это было бы еще полбеды. Но когда иные художники и скульпторы смешивают вдохновение с «телячьим восторгом», то это выглядит как полное невежество и неуважение к тяжелому писательскому труду.

Чайковский утверждал, что вдохновение – это состояние, когда человек работает во всю свою силу, как вол, а вовсе не кокетливо помахивает рукой.

Прошу извинить меня за это отступление, но все, о чем я говорил выше, – совсем не пустяк. Это признак того, что жив еще пошляк и обыватель.

Каждый человек хотя бы и несколько раз за свою жизнь, но пережил состояние вдохновения – душевного подъема, свежести, живого восприятия действительности, полноты мысли и сознания своей творческой силы.

Да, вдохновение – это строгое рабочее состояние, но у него есть своя поэтическая окраска, свой, я бы сказал, поэтический подтекст.

Вдохновение входит в нас, как сияющее летнее утро, только что сбросившее туманы тихой ночи, забрызганное росой, с зарослями влажной листвы. Оно осторожно дышит нам в лицо своей целебной прохладой.

Вдохновение – как первая любовь, когда сердце громко стучит в предчувствии удивительных встреч, невообразимо прекрасных глаз, улыбок и недомолвок.

Тогда наш внутренний мир настроен тонко и верно, как некий волшебный инструмент, и отзывается на все, даже самые скрытые, самые незаметные звуки жизни.

О вдохновении написано много превосходных строк у писателей и поэтов. «Но лишь божественный глагол до слуха чуткого коснется» (Пушкин), «Тогда смиряется души моей тревога» (Лермонтов), «Приближается звук, и, покорна щемящему звуку, молодеет душа» (Блок). Очень точно сказал о вдохновении Фет:

Одним толчком согнать ладью живую

С наглаженных отливами песков,

Одной волной подняться в жизнь иную,

Учуять ветр с цветущих берегов.

Тоскливый сон прервать единым звуком,

Упиться вдруг неведомым, родным,

Дать жизни вздох, дать сладость тайным мукам,

Чужое вмиг почувствовать своим…

Тургенев называл вдохновение «приближением бога», озарением человека мыслью и чувством. Он со страхом говорил о неслыханном мучении для писателя, когда он начинает претворять это озарение в слова.

Толстой сказал о вдохновении, пожалуй, проще всех: «Вдохновение состоит в том, что вдруг открывается то, что можно сделать. Чем ярче вдохновение, тем больше должно быть кропотливой работы для его исполнения».

Но как бы мы ни определяли вдохновение, мы знаем, что оно плодотворно и не должно исчезнуть бесплодно, не одарив собою людей.

БУНТ ГЕРОЕВ

В старое время, когда люди переезжали с квартиры на квартиру, для переноски вещей нанимали иногда арестантов из местной тюрьмы.

Мы, дети, всегда ждали появления этих арестантов со жгучим любопытством и жалостью.

Арестантов приводили усатые надзиратели с огромными револьверами «бульдогами» на поясах Мы во все глаза смотрели на людей в серой арестантской одежде и серых круглых шапочках. Но почему-то с особенным уважением разглядывали мы тех арестантов, у которых были подвязаны ремешком к поясу звенящие тонкие кандалы.

Все это было очень таинственно. Но самым удивительным казалось то обстоятельство, что почти все арестанты оказывались обыкновенными изможденными людьми и до того добродушными, что никак нельзя было поверить, что они злодеи и преступники. Наоборот, они были не то что вежливы, а просто деликатны и больше всего боялись кого-нибудь ушибить при переноске громоздкой мебели или что-нибудь поломать.

У нас, детей, по соглашению со взрослыми, был выработан хитрый план. Мама уводила надзирателей на кухню пить чай, а мы в это время торопливо засовывали в карманы арестантам хлеб, колбасу, сахар, табак, а иногда и деньги. Их нам давали родители.

Мы воображали, что это рискованное дело, и были в восторге, когда арестанты благодарили нас шепотом, подмигивая в сторону кухни, и перепрятывали наши гостинцы подальше, во внутренние тайные карманы.

Иногда арестанты незаметно давали нам письма. Мы наклеивали на них марки и потом шли всей гурьбой бросать в почтовый ящик. Перед тем как бросить письмо в ящик, мы оглядывались– нет ли поблизости пристава или городового? Как будто они могли доедаться, какое письмо мы отправляем.

Среди арестантов я помню человека с седой бородой. Его называли старостой.

Он распоряжался переноской вещей. Вещи, особенно шкафы и пианино, застревали в дверях, их трудно было развернуть, а иногда они никак не становились на предназначенное для них новое место, сколько арестанты с ними ни бились. Вещи явно сопротивлялись. В таких случаях староста говорил по поводу какого-нибудь шкафа:

– Ставьте его там, где ему хочется. Что вы его мордуете! Я пять лет перевожу вещи и ихний характер знаю. Раз вещь стоять здесь не желает, так сколько на нее ни жми – не уступит. Поломается, а не уступит.

Я вспомнил об этой сентенции старого арестанта в связи с писательскими планами и поступками литературных героев. В поведении вещей и этих героев есть что-то общее. Герои часто вступают в борьбу с автором и почти всегда побеждают его. Но разговор об этом еще впереди.

Конечно, почти все писатели составляют планы своих будущих вещей. Некоторые разрабатывают их подробно и точно. Другие – очень приблизительно. Но есть писатели, у которых план состоит всего из нескольких слов, как будто не имеющих между собой никакой связи.

И только писатели, обладающие даром импровизации, могут писать без предварительного плана. Из русских писателей таким даром обладал в высокой степени Пушкин, а из современных нам прозаиков – Алексей Николаевич Толстой.

Я допускаю мысль, что писатель гениальный тоже может писать без всякого плана. Гений настолько внутренне богат, что любая тема, любая мысль, случай или предмет вызывают у него неиссякаемый поток ассоциаций.

Молодой Чехов сказал Короленко:

– Вот у вас стоит на столе пепельница. Хотите, я напишу сейчас же о ней рассказ.

И он бы написал его, конечно.

Можно представить себе, что человек, подобрав на улице измятый рубль, начнет с этого рубля свой роман, начнет как бы шутя, легко и просто. Но вскоре этот роман пойдет и вглубь и вширь, заполнится людьми, событиями, светом, красками и начнет литься свободно и мощно, подгоняемый воображением, требуя от писателя все новых жертв, требуя, чтобы писатель отдавал ему драгоценные запасы образов и слов.

И вот уже в повествовании, начавшемся со случайности, возникают мысли, возникает сложная судьба людей. И писатель уже не в силах справиться со своим волнением. Он, как Диккенс, плачет над страницами своей рукописи, стонет от боли, как Флобер, или хохочет, как Гоголь.

Так в горах от ничтожного звука, от выстрела из охотничьего ружья начинает сыпаться по крутому склону блестящей полоской снег. Вскоре он превращается в широкую снежную реку, несущуюся вниз, и через несколько минут в долину срывается лавина, сотрясая грохотом ущелье и наполняя воздух искристой пылью.

Об этой легкости возникновения творческого состояния у людей гениальных и к тому же обладающих даром импровизации упоминают многие писатели.

Недаром Баратынский, хорошо знавший, как работал Пушкин, сказал о нем:

… Пушкин молодой, сей ветреник блестящий,

Все под пером своим шутя животворящий…

Я упомянул о том, что некоторые планы кажутся набором слов.

Вот небольшой пример. У меня есть рассказ «Снег». Перед тем как написать его, я исписал лист бумаги, и из этих записей и родился рассказ. Как же выглядят эти записи?

«Забытая книга о севере. Основной цвет севера – фольга. Пар над рекой. Женщины полощут белье в прорубях. Дым. Надпись на колокольчике у Александры Ивановны: «Я вишу у дверей, – звони веселей!» «И колокольчик, дар Валдая, звенит уныло под дугой». Их зовут «дарвалдаями». Война. Таня. Где она, в каком глухом городке? Одна. Тусклая луна за облаками, – страшная даль. Жизнь сжата в небольшой круг света. От лампы. Всю ночь что-то гудит в стенах. Ветки царапают о стекла. Мы очень редко выходим из дома в самую глухую пору зимней ночи. Это надо проверить… Одиночество и ожидание. Старый недовольный кот. Ему ничем нельзя угодить. Все как будто видно – даже витые свечи (оливковые) на ролле, но пока что ничего больше нет. Искала квартиру с роялем (певица). Эвакуация. Рассказ об ожидании. Чужой дом. Старомодный, по-своему уютный, фикусы, запах старого табака Стамболи или Месаксуди. Жил старик и помер. Ореховый письменный стол с желтыми пятнами на зеленом сукне. Девочка. Золушка. Нянька. Больше пока никого нет. Любовь, говорят, притягивает на расстоянии. Можно написать рассказ только об ожидании. Чего? Кого? Она сама не знает этого. Это разрывает сердце. На пересечении сотен дорог случайно сталкиваются люди, не зная, что вся их прошлая жизнь была подготовкой к этой встрече. Теория вероятности. Применительно к человеческим сердцам. Для дураков все просто. Страна тонет в снегах. Неизбежность появления человека. От кого-то все приходят на имя умершего письма. Их складывают стопкой на столе. В этом – ключ. Какие письма? Что в них? Моряк. Сын. Страх перед тем, что он приедет. Ожидание. Нет предела доброте ее сердца. Письма превратились в действительность. Снова витые свечи. В ином качестве. Ноты. Полотенце с дубовыми листьями. Рояль. Березовый дым. Настройщик, – все чехи хорошие музыканты. Закутанный до глаз. Все ясно!»

Вот то, что можно с большой натяжкой назвать планом этого рассказа. Если прочесть эту запись, не зная рассказа, то станет понятно, что это хотя и медленное и неясное, но упорное нащупывание темы и сюжета.

Что же происходит с самыми точными, продуманными и выверенными писательскими планами? Правду сказать, жизнь у них большей частью короткая.

Как только в начатой вещи появляются люди и как только эти люди по воле автора оживают, они тотчас же начинают сопротивляться плану и вступают с ним в борьбу. Вещь начинает развиваться по своей внутренней логике, толчок для которой дал, конечно, писатель. Герои действуют так, как это соответствует их характеру, несмотря на то, что творцом этих характеров является писатель.

Если же писатель заставит героев действовать не по возникшей внутренней логике, если он силой вернет их в рамки плана, то герои начнут мертветь, превращаясь в ходячие схемы, в роботов.

Эту мысль очень просто высказал Лев Толстой.

Кто-то из посетителей Ясной Поляны обвинил Толстого в том, что он жестоко поступил с Анной Карениной, заставив ее броситься под поезд.

Толстой улыбнулся и ответил:

– Это мнение напоминает мне случай с Пушкиным. Однажды он сказал какому-то из своих приятелей: «Представь, какую штуку удрала со мной Татьяна. Она замуж вышла. Этого я никак не ожидал от нее». То же самое и я могу сказать про Анну Каренину. Вообще герои и героини мои делают иногда такие штуки, каких я не желал бы! Они делают то, что должны делать в действительной жизни и как бывает в действительной жизни, а не то, что мне хочется.

Все писатели хорошо знают эту неподатливость героев. «Я в самом разгаре работы, – говорил Алексей Николаевич Толстой, – не знаю, что скажет герой через пять минут. Я слежу за ним с удивлением».

Случается, что второстепенный герой вытесняет остальных, сам становится главным, поворачивает весь ход повествования и ведет его за собой.

Вещь по-настоящему, со всей силой, начинает жить в сознании писателя только во время работы над ней. Поэтому в ломке и крушении планов нет ничего особенного и ничего трагического.

Наоборот, это естественно и свидетельствует только о том, что подлинная жизнь прорвалась, заполнила писательскую схему и раздвинула, и сломала своим живым напором рамки первоначального писательского плана.

Это ни в коей мере не опорочивает план, не сводит роль писателя лишь к тому, чтобы записывать все по подсказке жизни. Ведь жизнь образов в его произведении обусловлена сознанием писателя, его памятью, воображением, всем его внутренним строем.

ИСТОРИЯ ОДНОЙ ПОВЕСТИ

«Планета Марц»

Попытаюсь вспомнить, как возник замысел моей повести «Кара-Бугаз». Как все это произошло?

Во времена моего детства в Киеве, на Владимирской горке над Днепром, каждый вечер появлялся старик в пыльной шляпе со свисающими полями. Он приносил облезлый телескоп и долго устанавливал его на трех погнутых железных ногах.

Старика этого звали «Звездочетом» и считали итальянцем, потому что он нарочно коверкал русские слова на иностранный лад.

Установив телескоп, старик говорил заученным, монотонным голосом:

– Любезные синьоры и синьорины! Буона джиорно! За пять копеек вы уноситесь с Земли на Луна и разные звезды. Особенно рекомендую смотреть зловещую планету Марц, имеющую тон человеческой крови. Кто родился под знаком Марца, может враз погибнуть на войне от фузильерской пули.

Однажды я был с отцом на Владимирской горке и смотрел в телескоп на планету Марс.

Я увидел черную бездну и красноватый шар, бесстрашно висевший без всякой опоры среди этой бездны. Пока я смотрел на него, шар начал подбираться к краю телескопа и спрятался за его медный ободок. «Звездочет» слегка повернул телескоп и вернул Марс на прежнее место. Но тот опять начал сдвигаться к медному ободку.

– Ну как? – спросил отец. – Ты видишь что-нибудь?

– Да, – ответил я. – Я даже вижу каналы.

Я знал, что на Марсе живут люди – марсияне – и что они выкопали неизвестно для чего на своей планете громадные каналы.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.